Но тут с запада понесся громовой обвал голосов, и Генри стиснул руками голову, боясь, что вопли, пронизанные болью, просто взорвут ее изнутри.

Ублюдки попросту…

Ублюдки попросту расстреливают их, как мишени.

Пит сидел у костра, не обращая внимания на боль в чудовищно распухшем колене, не сознавая, что держит горящую ветку у самого виска. Вопли в голове не до конца заглушали сухой четкий стук пулеметных очередей… похоже, бьют из самого большого калибра…

Прежние крики — «пожалуйста, пощадите нас, мы беззащитны, тут нет никакой инфекции» — сменились паникой; это не помогает, ничего не поможет, все уже решено.

Уловив краем глаза какое-то движение, Пит сумел повернуться как раз в тот момент, когда сидевшая на крыше тварь набросилась на него. Он успел заметить размытый силуэт безногого, узкого, гибкого, как у хорька, тела, заканчивавшегося сильным мускулистым хвостом. Заостренные шипы зубов вонзились в щиколотку. Взвизгнув, Пит отдернул ногу так сильно, что едва не ударил себя коленом в подбородок, но стряхнуть тварь не удалось. Она прилипла к нему, как пиявка. Неужели именно эта погань молила о милосердии? Да хрен с ними, если так. Хрен с ними. Пусть сдохнут!

Он потянулся к ней правой рукой, той самой, которую порезал об осколки пивной бутылки: в левой, здоровой, была по-прежнему зажата горящая ветка. И ощутил в ладони что-то вроде холодного, поросшего мехом желе. Тварь немедленно отпустила щиколотку, и бесстрастные черные глаза, глаза акулы, орлиные глаза, на мгновение уставились Питу в лицо, прежде чем в руку впилась пригоршня игл, беспощадно разрывая и без того глубокую ранку.

Мир, казалось, перестал существовать, сузившись до единственной точки непередаваемой муки. Голова твари — если таковая имелась — прильнула к ладони, распарывая, врезаясь, вгрызаясь, проникая все глубже. Брызги крови чудовищными веерами летели в разные стороны, все то время, пока Пит старался стряхнуть тварь, оставляя гротескный алый узор на снегу, припорошенном инеем брезенте и куртке мертвой женщины. Попадавшие в огонь капли шипели, как жир на раскаленной сковороде. Разъяренная тварь издавала злобный стрекот. Хвост, толстый, как морской угорь, обернулся вокруг дергавшейся руки Пита, словно стараясь удержать ее на месте.

Решение применить факел отнюдь не было сознательным: Пит совершенно забыл о нем, занятый борьбой с ужасным кровожадным созданием, и в отчаянии ударил по твари горящей веткой. И сначала, когда она сразу же занялась ярким пламенем, как свернутая газета, даже не понял, что случилось. Но тут же победоносно завопил, хотя волна боли накатила вновь, вскочил на ноги, забыв о поврежденном колене и, описав правой, изуродованной рукой большой круг, схватился за одну из подпорок хижины. Раздался хруст, и чириканье сменилось приглушенным повизгиванием. На какое-то бесконечное мгновение зубы, застрявшие в его ладони, продолжали погружаться еще глубже, но хватка тут же ослабла и горящее существо свалилось на землю. Пит придавил его ногой, почувствовал, как оно извивается под каблуком, и едва не задохнулся от чистого, незамутненного, свирепого торжества, наполнившего душу. Но тут возмущенное столь непочтительным обращением колено подкосилось, послышался треск рвущихся сухожилий, и нога вывернулась в обратную сторону, как у кузнечика.

Пит тяжело рухнул набок, лицом к лицу с убийственным хичхакером Бекки, не подозревая, что подпорка, задетая его рукой, медленно кренится. Уродливое подобие морды твари оказалось в трех дюймах от глаз Пита, горящее тело билось о его куртку. Черные глаза, казалось, варились в орбитах. На морде не замечалось ничего столь сложного, как рот, но когда едва заметная щель растянулась, открыв два ряда зубов, Пит с воплем: «Нет! Нет! Нет!» — швырнул тварь в огонь, где она, чирикая по-обезьяньи, стала беспомощно извиваться.

Размахнувшись левой ногой, он подтолкнул тварь поглубже в огонь, но при этом снова задел покосившуюся подпорку, до сих пор честно державшую навес. Это оказалось последней каплей, и столбик треснул. Второй тоже не выдержал двойной тяжести, и крыша обвалилась, прикрыв огонь, отчего во все стороны полетели искры.

Последовало несколько минут полнейшего спокойствия. Потом лист ржавой жести заходил ходуном, словно тяжело дыша, и вскоре оттуда выбрался Пит, бледный как смерть, весь в поту, с подернутыми дымкой боли глазами. Левый обшлаг куртки тлел. Пит тупо уставился на него, забыв о том, что ноги все еще до колен придавлены упавшей крышей, потом поднес руку к лицу, набрал в легкие воздуха и стал дуть на язычки огня, пляшущие по куртке, как на гигантскую именинную свечку.

С востока донесся вой снегохода. Джоунси… или что там от него осталось. Облако. Вряд ли оно пощадит его. Сегодня в Джефферсон-тракт не место милосердию. Пожалуй, стоило бы спрятаться. Но голос, советующий ему это, звучал глухо, почти неслышно. Во всем этом есть только одно преимущество: похоже, он наконец-то бросил пить.

Пит снова поднял изуродованную руку с недостающим пальцем, должно быть, исчезнувшим в утробе твари. Два других болтались на изжеванных сухожилиях. В самых глубоких ранах — и нанесенных чудовищем, и в порезе бутылочным стеклом — уже зазолотилась мохнатая плесень. Пит ощутил легкий зуд и вдруг понял, что эта гадость пожирает его плоть и кровь.

И от всей души поторопил смерть. Скорее!

На западе постепенно затих перестук пулеметной пальбы, но о настоящем конце не могло быть и речи. Ни в коем случае!

И словно повинуясь течению его мыслей, громовой взрыв сотряс воздух, отсекая осиное жужжание мотора снегохода и все остальное. Все, кроме деловитого зуда в руке. Хищный грибок пожирал его, словно рак, поселившийся в желудке и легких отца и не успокоившийся, пока не изъел их дотла.

Пит провел языком по зубам, ощутил дыры на месте выпавших.

Потом закрыл глаза и стал ждать.

ЧАСТЬ 2. СЕРЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ

Глава 10. КУРЦ И АНДЕРХИЛЛ

Единственным сколько-нибудь просторным зданием в районе боевых действий был небольшой магазинчик, называвшийся «Страна товаров Госслина». Чистильщики Курца начали прибывать туда незадолго до снегопада. К половине одиннадцатого, когда туда приехал сам Курц, стали подтягиваться вспомогательные силы. Похоже, ситуация наконец бралась под контроль.

Магазин получил условное название Блю-базы [32] . Загон для скота, примыкающую к нему конюшню (ветхая, но все еще вполне пригодная) и коровник обозначили как Блю-изолятор и уже успели разместить там первых задержанных.

Арчи Перлмуттер, новый адъютант Курца (прежний, Калверт, умер две недели назад от сердечного приступа, чертовски не вовремя), держал планшетку с дюжиной имен на первом листе. Конечно, Перлмуттер привез с собой и лэптоп, и портативный компьютер, но оказалось, что вся электроника в Джефферсон-тракт мгновенно скисает.

В самом верху списка значились Госслины, старый владелец магазина и его жена.

— Это еще далеко не все, — сказал Перлмуттер.

Курц мельком глянул на список и отдал планшетку Перли.

За их спинами разворачивались большие трейлеры, устанавливались полуприцепы, укреплялись фонарные столбы. К ночи это место будет освещено так же ярко, как нью-йоркский стадион «Янки» во время чемпионата по бейсболу.

— Двух типов мы упустили вот на столько, — сообщил Перлмуттер, для наглядности разводя большой и указательный пальцы на четверть дюйма. — Приехали запастись едой, в основном пивом и сосисками.

Лицо Перлмуттера было белым как простыня, только на каждой щеке цвело по красной розе. К тому же ему приходилось перекрикивать все усиливающийся шум, что отнюдь не способствовало спокойствию духа. Вертолеты прилетали парами и садились на щебеночно-асфальтовой дороге, ведущей к соединявшей штаты автостраде 95, откуда, следуя на запад, можно было попасть в один захолустный городишко (Преск-Айл), а следуя на юг — в целую россыпь захолустных городишек (вроде Бангора и Дерри). Вертолеты — это, конечно, неплохо, при условии, что пилотам не придется зависеть от навигационных приборов, которые, как всякая электроника, тоже накрылись.